И я, главный убийца в организации, должен был заниматься всякой мелюзгой — чиновниками, вандалами, констеблями и недовольными клиентами. Использовать новенькое духовое ружьё для подобных низменных целей (кстати говоря, я успел испытать его, но ещё никого не пристрелил) — вот ещё! Я велел сборщикам удвоить усилия. Роулингс нанял их, значит они способные ребята, просто привыкли к хорошей жизни, размякли, позволили кастетам заржаветь. Сперва это сработало, и возобновилось поступление денег… Но потом оставшиеся без работы официанты с Тайт-стрит вооружились ножками от столов и отделали Даунса Фингала. Пошёл слушок, что фирма больше не может никого защитить. В городе появились новые мошенники, готовые предложить вместо нас свои услуги. Некоторых молодчиков Роулингса отдубасили, другие решили начать своё дело (весьма неблагоразумное решение), а кое-кто улизнул в долгожданный отпуск на море. Профессор счёл эти назойливые проблемы недостаточно интересными и велел мне принять срочные меры. За неимением лучшего я обратился к Маргарет Трелони с просьбой одолжить Хокстонского Монстра (да, тет-а-тет с этой особой меня больше не прельщал). Завидев его внушительную фигуру, хозяева магазинов и лавок обнаруживали деньги, о существовании которых сами не подозревали. Но Монстр был слишком заметен. Свидетели с лёгкостью его опознавали. Безумная Маргарет потребовала большей свободы для культа царицы Теры, и я вынужден был согласиться. Её маска, казалось, злорадно улыбается.
Фирма трещала по швам.
Большинство гостей с похорон Типикусов разъехались кто куда. Доктора Никола видели в Конго — он оттачивал хирургическое мастерство на гориллах. Однако Эта Гадина осталась в Лондоне. Я хотел было ради своего душевного спокойствия натравить на неё Монстра, но передумал. Гигант падок на смазливых женщин. Она могла обратить чудовищного любителя ломать чужие хребты против меня же самого. Ирэн и Руперта видели повсюду: в опере и на балах. Адлер давала благотворительные концерты, посещала миссионерские организации в Ист-Энде и ужинала с министрами. Интересно, а что стало с Заптом, главой секретной полиции Руритании? Помнится, при первой нашей встрече Эта Гадина избрала его компаньоном и сообщником. Запт — рудольфист, а Хенцау — михаэлист. Значит, решила поменять лагерь. Хотя, полагаю, эта дамочка всегда работала лишь на себя.
Непонятно, связана ли она с одолевавшими нас напастями, но авантюристка определённо что-то замышляла. Настоящая головная боль. Я придумал чрезвычайно ловкий ход (да-да, ловкий, пусть даже я сам так говорю) и приставил Софию следить за ней. Гречанке нипочём женские чары, да и красавчик вроде Руперта её не прельстит: метательница ножей слишком опытна и не клюнет на целование ручек.
Через некоторое время София с холодной усмешкой сообщила мне новости: Ирэн задержалась в Лондоне главным образом ради тайного курса омоложения в салоне у мадам Сары. Ей подкрашивали волосы и разглаживали крошечные морщинки возле глаз. Мисс Кратидес несказанно обрадовалась и теперь называла её «Эта Дряхлая Гадина». Я же не успокоился, но впал в задумчивость. Значит, и Ирэн Адлер стареет. Одна лишь Жо-Жо Бальзамо не меняется с годами, но она больше похожа на мраморную статую, чем на женщину.
Через неделю мы получили официальное уведомление от мадам Сары: она полностью порывала с фирмой. Чёрт побери, мне следовало догадаться. Пока Ирэн пудрили носик, она сама пудрила мозги чародейке со Стрэнда. Сара теперь поклонялась мисс Адлер, а мужеподобная девица из «Дерри энд Том» укатила на велосипеде в Уэльс — залечивать сердечные раны. Сперва я хотел подорвать салон, предварительно устроив Люкенсу по телефону истерику с ирландским акцентом. Но в газетах написали, что салон на время закрывается, а мадам едет в компании друзей на континент. В Руританию, «заняться причёской» принцессы Флавии, которой предстояла коронация. Можно было, конечно, подловить Сару на вокзале, но в фирме из-за навалившихся неприятностей почти не осталось сотрудников. София вызвалась на дело, но я не хотел рисковать ради прихоти таким ценным приобретением. Прекрасно сгодился бы любитель брызнуть в лицо даме кислотой, однако под рукой такого не случилось.
Профессор, как ни странно, велел забыть о Саре. Мол, нужно радоваться, что вместе с ней из Лондона наконец убралась Эта Гадина. Надеюсь, дикие кошечки порвут Руперта на части. По городу разнеслись неслыханные вести: Мориарти принимает отставки и дарует независимость. У наших дверей выстроилась целая очередь — разномастные крысы бежали с корабля. Империя рушилась, к воротам подступили готы и вандалы в казённых ботинках и полицейских шлемах.
У фирмы имелся собственный печатный станок в Уоппинге. Наши фальшивые банкноты вполне годились даже для лондонского Сити. Первоклассная подделка — куда там неумёхе Арчи Стэмфорду. В апреле случилась диверсия в типографии, пришлось сжечь семь тысяч фальшивых фунтов. Превосходная бумага, отличнейшая печать, чернила правильной консистенции. Наши купюры были безупречны, вплоть до подписи главного казначея. Вот только вместо автографа Фрэнка Мэя на пятифунтовых билетах стояло имя «Джеймс Мориарти».
Тут я прибегнул к дедукции. Наш «великий неизвестный», тайный недруг — не Мабузе или, по крайней мере, не он один. Выходка с подписью свидетельствовала о чувстве юмора — качестве, совершенно не типичном для немцев. Я кинулся в кабинет профессора, но он уже и сам всё выяснил. Должно быть, пригляделся к заплаткам на брюках исчезнувшего без следа ночного сторожа или измерил количество крысиного помёта в пригожий тёплый денёк — что-нибудь в этом роде.