Братья без особой радости подчинились.
Профессор повернулся к человеку-тени, который терпеливо наблюдал за разворачивавшейся перед ним сценой:
— Мы с вами прежде не встречались, но вы знали о моём существовании, а я знал о вашем. Ваши соучастники уверены: вы собирались продать секреты «Каллиника» иностранной державе и дело тут исключительно в деньгах.
— Нет, профессор, — чуть улыбнулся шпион. — В цифрах.
— Да, — кивнул Мориарти. — Понимаю, считаете себя моим отражением. Хорошо, пусть будут цифры, если угодно. Я знаю, вы и раньше торговали государственными тайнами — крали их, только чтобы доказать, что их можно украсть, и продавали обратно законным владельцам. Но не это вас занимает, не в этом ваша страсть. Всё дело в игре, в азарте. Вы перешли мне дорогу. Значит, нам придётся, как это ни прискорбно, продолжить знакомство. Я мог бы выразить уверенность, что вы усвоили урок и отныне не станете меня беспокоить. Но знаю, вы воспримете это как вызов и будете меня донимать. Разумеется, я приму ответные меры и постараюсь воспрепятствовать осуществлению ваших планов. Какое-то время никто не сможет одержать победу. В ходе войны пострадают наши предприятия. Ситуация вскоре сделается невыносимой. Выход здесь лишь один.
— Согласен.
— Так вы отступите?
— Я согласен, что существует лишь один выход. Но полагаю, мы с вами видим его по-разному.
— Моран, убейте его.
Я поднял револьвер.
Полковник принялся протестовать.
Я снял оружие с боевого взвода.
Человек-тень сохранял спокойствие. Я сталкивался раньше с подобными людьми.
И снова к моему горлу приставили клинок. И отобрали оружие. Опять София.
София, София, София.
— Джеймс, этот человек наш пленник, — ледяным тоном и с явным удовольствием промолвил полковник. — Собственность департамента снабжения.
Голова профессора качнулась из стороны в сторону, его зубы заскрежетали.
Глупый пустозвон — полковник Мориарти распушил перья и решил, что благодаря Софии он снова на коне. Обиженный начальник станции, только что получивший от ворот поворот, поспешил примкнуть к среднему брату и теперь с нарочито важным видом проверял, насколько крепко связаны руки у Лжекарнаки.
— Эту собственность вы не сумеете сохранить, — отрезал профессор.
Я вспомнил про пистолет, привязанный к руке Апшелла. Такой знаток узлов быстро выберется на свободу.
— Не опоздайте на поезд, профессор Мориарти. — На лице (или, скорее, личине) самозванца промелькнуло довольное выражение. — Мы продолжим нашу партию. Вы узнаете, где меня найти.
К платформе, пыхтя, подъехал локомотив. Раздался громкий свисток.
Мориарти перевёл совершенно бесстрастный взгляд с пленника на братьев.
София вернула мне револьвер. Девушка, несомненно, прикончила бы меня, вздумай я им воспользоваться. Надеюсь, она заглянет на Кондуит-стрит.
Веркине отдал нам билеты и деньги.
Никто не собирался прощаться, так что я взял на себя эту обязанность и радостно сказал всем «до свидания».
Трудно сказать, чьё лицо выразило больше злобы, кровожадности и огорчения.
Мы сели на поезд.
В Труро мы перебрались в вагон первого класса экспресса, следующего из Пензанса на Паддингтонский вокзал. От Мориарти исходили такие смертоносные флюиды, что никто не осмелился подсесть к нам в купе, хотя поезд был полон.
От самой станции Фэл-Вэйл профессор не вымолвил ни слова.
Я отправился в вагон-ресторан и заказал себе обильный завтрак. Там сидели три аппетитные хихикающие девицы — видимо, ехали на однодневную экскурсию в Лондон. Я подмигнул им и подкрутил ус. После столь бурных событий с готовностью обесчестил бы всех трёх ещё до вечера. Но потом к хохотушкам присоединилось несколько дюжих молодчиков, и девицы принялись тайком показывать на меня пальцем. Да я же, наверное, весь в грязи! Пришлось отправиться в уборную и привести себя в порядок. Сажу удалось отмыть, но вот синяки и порез на горле никуда не делись. А ещё на боку осталась царапина от шпионского ножа. Я вдруг почувствовал себя неимоверно старым.
Заказал напоследок кофе и с кофейником в руках вернулся в купе.
Профессор согласился выпить чашечку. Он всё ещё прокручивал в голове события прошедшего вечера.
Интересно, конечно, кто же на самом деле тот самозванец, но этот вопрос подождёт. Вместо этого я спросил о том, что не давало мне покоя с самого визита в клуб «Ксениад»:
— Мориарти, а почему родители дали вам одинаковые имена? Почему вы все Джеймсы?
— Так звали нашего отца. Он хотел передать своё имя наследнику.
— Всем троим наследникам?
— Тому сыну, который доставит ему радость. Насколько мне известно, моё рождение доставило отцу радость. С раннего детства я проявлял склонность… склонность к цифрам, и он был мною доволен. И мать тоже, насколько мне известно, хотя она ничего не говорила. Она, как я помню, вообще почти ничего не говорила. Отец каждую неделю проверял мои успехи и выказывал одобрение. Когда мне исполнилось шесть, он стал радоваться гораздо меньше. Потом вообще прекратил. Я вновь и вновь проверял свои вычисления и не находил ни единой ошибки. И в конце концов пришёл к выводу: изъян не во мне, а в отце. Но ему я об этом не сказал. Он бы не согласился.
Мне было семь, когда родился брат. Брат Джеймс. Джеймс доставил отцу радость. С самого дня его рождения батюшка, кажется, не сказал мне ни слова. Меня кормили, одевали, обучали, но в нашем доме я стал призраком. Брат не знал, кто я, но постепенно понял: можно безнаказанно чинить мне разные мелкие пакости, никто не будет за это пенять. Отец какое-то время оставался им доволен. Брата звали Джеймс, и он поверить не мог, что это и моё имя тоже. Понял это, только когда родился наш брат. Наш брат Джеймс. Мне тогда было четырнадцать, а Джеймсу — семь. Он тоже потерял имя.